Предсказатель прошлого - Страница 5

К оглавлению

- Ну, что вы кричите? - негромко сказала она. - Человек же не виноват: это крышка отскочила.

- Действительно, - миролюбиво поддержал Константин, - подумаешь. Обыкновенная сметана, не радиоактивная.

- Умник какой! - обрадовано закричал кто-то.

- Пижон! - определил пострадавший мужчина.

- Молодежь.

- Ихний брат стоит на сметанном конвейере - вот крышечки и отскакивают...

Маленькая девушка, покончив с банкой, поднялась на цыпочки и спросила у Костькиной спины:

- Вы сойдете у Аэропорта?

- Сойду, - в сердцах сказал Константин.

На перроне она чуть отстала, натягивая на голую пятку сползший ремешок босоножки. Костька из солидарности замедлил шаг.

- Попало нам, - сказала она, прыгая на одной ноге.

- Бывает, - пожал плечами Костька.

Девчонка была так - обыкновенная десятиклашечка, немножко кудрявая самая длинная, гнутая, блестящая прядь заложена за маленькое ухо.

- Один раз, - сообщила она, - со мной тоже случился ж-жуткий случай - и как раз в метро! Я ехала на Новый год, а один дядька зацепился за меня портфелем, там на углах такие железинки, - и весь чулок ой-ей-ей!

Вообще она была смешная: глаза круглые, руки тонкие, а на блузке без рукавов матросский воротник, как у дошкольницы.

- Ужас! - согласился Константин.

Тут я просто замер и на некоторое время вообще перестал что-нибудь замечать, потому что она улыбнулась. Такая славная, такая удивительная была у нее улыбка: вспыхнули светлые глаза, взмахнули ресницы, лицо чуть запрокинулось, и вся она словно осветилась до самого донышка. Я перевел взгляд на Константина и понял все, что с ним происходит.

...От черного, вымытого поливальными машинами асфальта Ленинградского проспекта поднимался тихий парок. Они шли навстречу далеким огням Шереметьева, и, наверное, она замерзла в своих босоножках, в которых не было ничего, кроме плоских подметок, и в пустяковом детскосадовском платье, потому что теперь на ней был Константинов ало-синий свитер, пришедшийся ей как раз до колен. Люди вокруг них исчезли - оказывается, уже наступила ночь, даже окна не горели, зато на расстоянии двух-трех вытянутых рук, на оконечностях подъемных кранов, мерцали фонари и, доверительно рокоча, бороздили небо бортовые огни самолетов. Негасимые автоматы с газированной водой жили тайной ночной жизнью; Костька и Она по очереди подставляли пригоршни под их колючие струи.

- Если бы люди знали! - сказала Она. - Если бы они только представляли!.. И если бы у них было побольше свободного времени, - они обязательно приходили бы сюда по ночам. Да?

Костькин ответ я не запомнил - очевидно, в силу его бессмысленности, впрочем, для Нее и для него самого он был значителен и важен.

...Позже мы оказались в странном помещении, слишком тесном, чтобы оно могло быть названо комнатой, и освещенном так скудно, что, только вглядевшись и различив тяжелые болты, крепящие задранные люки, я понял, что оно представляет собою нечто вроде барокамеры, а может быть, отсек более крупной установки. На трех стенах слабо поблескивали шкалы приборов, было в них что-то тревожащее, чего, однако, я не успел осознать, но только почувствовал; четвертая стена представляла собою экран, и перед ним, касаясь друг друга плечами, стояли Константин и Она. На них были лабораторно-испытательские комбинезоны, знаете, эти, с индикаторными лампочками, ларингофонами, вшитыми аккумуляторами и всем остальным.

- Попробуй еще раз, еще раз, - сказал Константин.

Она приблизилась к экрану, защелкала ручками настройки - экран полыхнул фиолетовым и погас.

- Сколько времени прошло? - спросила Она. (Она повзрослела, похудела, светлые ее глаза стали громадными.)

- Почти сутки, - сказал он. - Они уже часов десять как ищут.

- Нужен месяц, чтобы до нас добраться.

- Чепуха! - бодро воскликнул Константин. - Они что-нибудь придумают. А мы продержимся на аварийном. Ты что, не веришь, что они придумают?

- Верю, Костенька, - мягко сказала Она.

Где-то вдалеке возник и теперь нарастал, надвигаясь, высокий пульсирующий свист. Страшный толчок швырнул их на пол, стены накренились.

Константин поднялся, пошатываясь, поднял Ее и прижал к себе. Она заговорила, торопясь, сжав ладонями его щеки и глядя ему в глаза:

- Костенька, все равно, что бы ни случилось... Подумать только - мы могли не встретить друг друга! Но мы встретились, я с тобой, - это такое счастье!

- Да... да... да... - повторял Костька, целуя Ее и пряча лицо в ее стриженых волосах.

Раздался грохот. Они упали, не разжимая рук. В наступившей темноте мы услышали отчаянный крик.

- Пустите меня! - кричал Константин. - Она погибла! Пустите!

Мы с Немкой держали его за плечи. "Сейчас, сейчас", - шептал Баранцев и шарил пальцами по панели Коллектора.

Щелчок!

- ...Обыкновенная сметана, - миролюбиво заметил Константин.

- Умник какой! - в восторге завопил кто-то.

- Пижон! - подхватил пострадавший мужчина.

- Ихний брат стоит на сметанном конвейере...

Маленькая девушка, привстав на цыпочки, спросила у Костькиной спины:

- Вы сойдете у Аэропорта?

- Пожалуй, мне от Сокола ближе, проходите, - подвинулся Костька и подмигнул: - Я еще тут побеседую с товарищами о теперешней молодежи...

Константин сидел, обхватив голову руками. Больше он никуда не рвался, но лучше бы кричал, чем так молчать.

- Послушайте, - рассудительно говорил профессор Стаканников. - Будем логичны, друзья мои. Абстрагируемся от конкретных личностей и рассмотрим систему А-Б в общем виде. Если А и Б взаимозависимы, то, поскольку существует А, должна существовать и Б. Если же Б перестала существовать в результате некой катастрофы, то следует только радоваться, что система А-Б не была слишком жесткой.